ЕЩЕ РАЗ О ТАНКОВЫХ АРМИЯХ.
Увы, наступление на Берлин по самому короткому маршруту развивалось совсем не так стремительно, как это представлялось командованию 1 Белорусского фронта при планировании Зеелово-Берлинской операции, хотя начало было вполне обнадеживающим. В результате разведки боем 14-15 апреля наши подразделения на ряде участков вклинились в главную полосу вражеской обороны на глубину до 3 км, вынудили противника ввести в бой тактические резервы, уточнили группировку противника и начертание переднего края его главной полосы обороны. И, если 69 армия в первый день наступления имела незначительное продвижение, то войска 5 ударной и 8 гвардейской армий, преодолевая вначале слабое, а затем все нарастающее сопротивление противника, к 16.00 16 апреля полностью прорвали его главную полосу обороны и вплотную подошли ко второй оборонительной полосе, проходящей по линии Зееловских высот. Здесь наши части встретили организованное сопротивление, а в районе Гузов противник, стремясь задержать успешное продвижение 5 ударной армии и не допустить обхода с северо-запада важного опорного пункта Зеелов, задействовал резервную моторизованную дивизию «Мюнхеберг».
Всерьез опасаясь, что упорное сопротивление противника на Зееловских высотах может резко замедлить наступление в самом начале операции и понимая, что ввести танковую армаду в «чистый» прорыв не получится, маршал Г. К. Жуков ввел в сражение танковые армии М. Е. Катукова и А. И. Богданова. Уже к исходу дня 16 апреля обе танковые армии частью сил вели бой на рубеже Зееловских высот вместе с пехотой 5 уд. и 8 гв. армий, в то время, как главные силы танковых и механизированных корпусов подтягивались к боевым порядкам пехоты.
Надо сказать, командующий 8 гв. армией В. И. Чуйков был совершенно не в восторге от преждевременного ввода в сражение в полосе его войск 1 гв. танковой армии, поскольку в результате этого немногочисленные дороги оказались забиты огромным количеством техники, практически парализовавшей движение. Когда возникла необходимость перебросить одну из дивизий 29 гв. ск на правый фланг, где наметился успех, ей понадобилась целая ночь и еще полдня, чтобы преодолеть расстояние 6-8 км. К тому же 8 гв. армия располагала достаточным парком собственных бронеединиц. Даже с учетом потерь первого дня наступления в распоряжении В. И. Чуйкова оставалось 55 ИС-2, 22 Т-34, 6 СУ-152 и 47 СУ-76. На уже упоминавшейся научной конференции, состоявшейся в апреле 1946 г. в ГСОВГ и посвященной подробному анализу Зеелово-Берлинской операции В. И. Чуйков без обиняков заявил следующее:
И он был отнюдь не одинок в своем мнении. На той же научной конференции о вводе танковых армий в сражение в первый день наступления критически отзывались и другие военачальники. Вот мнение командира 8 гв. механизированного корпуса генерал-майора И. Ф. Дремова (здесь и далее текст выделен мною – В. Т.):
А вот как описывал ситуацию, сложившуюся 17-18 апреля на стыке 5 уд. А и 8 гв. А командир 9 стрелкового корпуса генерал-майор И. П. Рослый. Его корпус, двигавшийся всю ночь из района Гузов, лишь к утру 18 апреля смог выйти на рубеж 3-4 км западнее Вульков и из-за огромного скопления техники застрял здесь на целый день
При этом еще необходимо учесть сложность местности: то лес, то болото, то озеро, то речушка, которая преграждала путь. Так что, учитывая сложность местности для действия танков, а также и то, что противник заранее занимал подготовленный рубеж, понятно, что танковые части не могли здесь самостоятельно выполнить задачу. С ходу танки сразу натыкались на противника, сразу получали несколько выстрелов, несколько танков горело, и части начинали отход. Потом начиналось снова искание путей, а время-то идет и не терпит. Потому-то танки и не могли выполнить задачу и, пытаясь наступать без соответствующей подготовки, они в то же время стесняли действия стрелковых частей.
О том, что происходило на Зееловских высотах в течение первых трех дней наступления 16-18 апреля можно представить из тех материалов, которые уже приводились в этой публикации. То, как пришлось действовать войскам, штурмующим Зееловский рубеж, было совсем непохоже на то, как они должны были действовать согласно грандиозным замыслам штаба 1 Белорусского фронта. На конференции об ошибках планирования говорилось очень сдержанно. Вот, например, что об этом рассказал Главнокомандующий ГСОВГ генерал армии В. Д. Соколовский в своем заключительном выступлении на конференции:
На ускорение темпа наступления, особенно в оперативной глубине, большое влияние должны были оказать действия подвижных войск. Планом предусматривалось ввести для развития успеха подвижные войска в первый день операции и уже на второй день операции они должны были достигнуть окрестностей Берлина и завязать бои в городе. В то же время выход к пригородам Берлина общевойсковых эшелонов планировался лишь на четвертый день операции, то есть планом операции предусматривалось самостоятельное действие танковых армий в оперативной глубине противника для создания благоприятных условий в борьбе за Берлин. Но, как вы знаете, сложившаяся обстановка не позволила нам это сделать.
Говоря словами классика — гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Но ведь придумано-то было замечательно!
Вот и командующий БТ и МВ ГСОВГ маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров считал, что ничего особенного не произошло:
Решение командующего фронтом ввести в бой в первый день операции 1 и 2 гв. ТА было абсолютно правильным: таким решением он добился нарастающего удара и исключил возможность затухания операции.
Принимая решение на ввод танковых армий в бой для совместного действия с 5 уд. и 8 гв. А по прорыву обороны противника командующий фронтом предвидел, что при создавшейся обстановке ожидать «чистого прорыва» для ввода танковых армий было нельзя, с другой стороны незначительная глубина задачи, стоящей перед ТА (расстояние до Берлина — 65 км) и большая насыщенность всего пространства от р. Одер до г. Берлина оборонительными рубежами исключали возможность широкого маневра подвижных войск.
Лукавил уважаемый Павел Алексеевич. По его словам получается, что командующий фронтом предвидел все: и что бои за Берлин будут тяжелые, и что нельзя ожидать «чистого прорыва». Предвидел, но при этом всерьез собирался прорваться к Берлину за неполных два дня. Да ведь сам Ротмистров говорит в этом же своем выступлении буквально следующее:
Наличие густой сети населенных пунктов и большое количество искусственных заграждений на дорогах при невозможности двигаться вне шоссейных дорог намного затрудняло маневр танковых соединений и возможность нанесения массированных танковых ударов даже после того, как полевая оборона противника была прорвана.
Судя по всему, подобные мелочи Г. К. Жукова не смущали. Да, уже в первой половине дня 16 апреля он (извините за двусмысленность в словах П. А. Ротмистрова) «имел все танковые соединения на плацдарме». Вот только появились эти соединения здесь не вследствие какого-то особого полководческого чутья Г. К. Жукова. Просто согласно утвержденному им же плану наступления уже к вечеру следующего дня танковые армии Катукова и Богданова должны были не ползать по Зееловским высотам, а изничтожать вермахт, СС и прочую нечисть в берлинских пригородах. Однако к полудню вдруг выяснилось, что гениальный план трещит по швам. По словам В. Д. Соколовского, создалась ситуация, когда «условий для ввода танковых армий создано не было, а противник вместо ослабления продолжал усиливать силу сопротивления». Действительно, имея такой распрекрасный план, разве могло кому-то в голову прийти, что противник на Зееловских высотах будет не только сопротивляться, но и наращивать сопротивление.
Сам Георгий Константинович в своих «Воспоминаниях и размышлениях» об этом рассказывал так:
Но почти сразу же маршал делает существенную оговорку, давая понять читателю, что он действительно все предвидел, все предусмотрел.
Директивой Ставки предусматривалось как 1-ю, так и 2-ю гвардейские танковые армии ввести в сражение для удара по Берлину с северо-востока и для обхода его с севера. Однако во время проигрыша операции у меня и руководящего состава штаба фронта возникли серьезные опасения за успешный прорыв обороны противника на главном направлении фронта, особенно в районе сильно укрепленных Зееловских высот, находившихся в 12 километрах от переднего края немецкой обороны.
Тут есть один нюанс. Мемуары Г. К. Жукова впервые увидели свет в 1969 г. А вот научная конференция ГСОВГ по изучению опыта Берлинской операции проходила в штабе группы войск в Бабельсберге с 9 по 12 апреля 1946 г. И выступали на конференции не кабинетные теоретики, а боевые генералы, принимавшие самое непосредственное участие в разработке и осуществлении этой самой операции. И, если автор «Воспоминаний и размышлений» по прошествии четверти века объективно мог что-то запамятовать, то участников конференции вряд ли можно заподозрить в забывчивости, поскольку с момента проведения операции не прошло и года. Более того, все, что обсуждалось тогда на конференции, происходило в очень узком кругу доверенных лиц и совершенно не предназначалось для посторонних ушей. Лишь недавно эти материалы, недоступные ранее простым смертным, были рассекречены министерством обороны и введены в научный оборот.
Прежде всего интерес вызывает доклад начальника штаба ГСОВГ и 1 Белорусского фронта генерал-полковника М. С. Малинина. Кому, как не ему, лучше других знать, какие конкретные задачи ставились войскам. И генерал М. С. Малинин в своем докладе эти задачи скрупулезно перечисляет, подкрепляя для наглядности схемой № 5 с планом операции, на которой все подробно отображено. Вот эта схема, пусть не совсем качественно оцифрованная, но вполне пригодная для рассмотрения.
По поводу планирования операции бывший начальник штаба 1 Белорусского фронта, непосредственно занимавшийся разработкой операции, рассказывает следующее (здесь и далее текст выделен мною – В. Т.)
а) 1 Белорусскому фронту главный удар силами четырех общевойсковых и двух танковых армий нанести с плацдарма западнее Кюстрин в общем направлении на Берлин. Артиллерийскую плотность создать не менее 250 стволов на 1 км фронта прорыва.
Вспомогательные удары нанести: на правом фланге силами двух общевойсковых армий в направлении Эберсвальде, Фербеллин и на левом фланге – силами двух общевойсковых армий в общем направлении на Фюрстенвальде, Потсдам, Бранденбург.
Цель операции – овладеть столицей Германии г. Берлин и на 12-15 день операции выйти на р. Эльба.
А вот как Г. К. Жуков собирался сталинские директивы исполнять:
– главный удар силами 47 А, 3 уд. А, 5 уд. А, 8 гв. А, 1 и 2 гв. танковых армий, 7 гв. кк, 9 и 11 тк нанести с плацдарма на р. Одер западнее Кюстрин в общем направлении на Берлин. Ширина фронта прорыва – 24,3 км.
Из дальнейшего выступления Малинина следует, что
Но, если противник был уверен в системе своей обороны перед Кюстринским плацдармом, то маршал Жуков был уверен, что без труда эту систему сломает, он даже сократил время, отведенное ему Ставкой для выхода на рубеж р. Эльба. Судя по утвержденному плану, центральный участок Жукова беспокоил мало. При задуманном им стремительном броске танковых армий на Берлин его больше беспокоили фланги. Правый сосед — 2 Белорусский фронт К. К. Рокоссовского — безбожно отставал, ему еще только предстояло форсировать Одер. Поэтому часть сил правофланговой 61 армии Жуков был вынужден нацеливать на предотвращение возможных ударов немецких войск с севера. А на юге вызывала опасение Франкфуртская группировка, которую противник мог серьезно усилить за счет войск, отходящих под натиском левого соседа — 1 Украинского фронта И. С. Конева. Решение этой проблемы было возложено на 69 и 33 армии.
А вот что М. С. Малинин докладывает о планах наступления на Берлин и задачах войск фронта:
— к исходу первого дня операции все общевойсковые армии должны были выйти на рубеж Бралиц, Врицен, Шёнфлис;
— к исходу второго дня операции выйти на рубеж: иск. Эберсвальде, Шёнфельде, Нейцеле;
— к исходу третьего дня операции выйти на рубеж: Ангермюнде, Альт-Ландсберг, Фридлянд.
Танковые армии вводились в прорыв в первый день операции на участке Лечин, иск. Гузов, Зеелов, Дольгелин и на второй день ввода в прорыв должны были выйти в районы: 2 гв. ТА — в район Биркенвердер, Хейлигензее, Розенталь, Шёнвальде; 1 гв. ТА — в район Марцан, Карлсхорст, Шёневейде, Кёпеник, Фридрихсхаген, Ноенхаген.
И нет в докладе генерал-полковника М. С. Малинина даже намека на то, что перед началом Берлинской операции кто-то в штабе фронта что-то предвидел, предчувствовал или предсказывал. Вот вероятность возникновения благоприятной ситуации на левом крыле фронта вполне допускали, поэтому частной директивой штаба 1 БелФ № 00539/оп от 12.04.45 г. командующему 1 гв. ТА было указано на случай такого развития событий в полосе наступления 69 А предусмотреть возможность ввода армии в прорыв на участке Дольгелин, Дебберин. Потери темпа на Зееловских высотах в штабе фронта никто не ожидал, потому что, как следует из доклада М. С. Малинина, там ожидали совсем иного:
5 уд., 8 гв. А, 1 гв. и 2 гв. ТА на четвертый и пятый дни операции овладеть г. Берлин, причем 2 гв. ТА ударом на юг овладевает сев. зап. частью Берлин, а 1 гв. ТА ударом на юго-запад овладевает юго-зап. частью Берлин.
Читаешь и поражаешься дерзости замысла, граничащего с авантюрой: неужели маршал Г. К. Жуков, имея перед собой три хорошо подготовленных оборонительных полосы с двумя промежуточными позициями, всерьез собирался пройти сквозь засевшую там немецкую 9 армию и овладеть Берлином за пять дней? Так или иначе план провалился, и сразу возник вопрос, что делать с танковыми армиями.
Неприятное положение? Маршал Жуков вечером 16 апреля заверил Верховного Главнокомандующего, что Зееловские высоты будут взяты к исходу 17 апреля. И, если бы этого не произошло, не исключено, что многие бы в штабе фронта действительно «имели неприятное положение». Тем более, что И. В. Сталин с самого начала скептически относился к решению Г. К. Жукова поставить 1 гв. танковую армию М. Е. Катукова сразу за 8 гв. армией В. И. Чуйкова, а не севернее, как предлагала Ставка. Что же касается нажима, потери времени и прочего — не совсем понятно, почему введение танковых армий в сражение считают каким-то мудрым полководческим решением? Куда еще, как не в бой, вводить изготовившиеся к броску танковые корпуса? Не за Одер же отправлять. Собственно, вариантов было всего два. Первый (и наиболее логичный) — дождаться прорыва вражеской обороны общевойсковыми армиями. Но тогда будущий маршал Победы мог оказаться в том самом «неприятном положении». Видимо, это для него было неприемлемо. Вот и пошли преждевременно танковые армии «дожимать» противника по второму варианту. При этом корпусам, сгрудившимся на тесном плацдарме, даже свои боевые порядки было трудно перестроить для взаимодействия с пехотой, не говоря о том, что колонны танков, самоходок и прочей техники, вломившись с плацдарма на немногочисленные дороги, забили их наглухо. В результате вместо экономии времени получили грандиозный транспортный коллапс.
Наиболее точно положение, сложившееся 16 апреля, обрисовал член Военного Совета ГСОВГ генерал-лейтенант К. Ф. Телегин. После того, как полевые армии не смогли с хода преодолеть немецкую оборону на Зееловских высотах, вся суть жуковской стратегии свелась к одному: задавить противника массой техники. О вводе в сражение танковых армий К. Ф. Телегин сказал следующее:
Вот и весь секрет. Здесь вам и стратегическое мышление, и оперативное мастерство, и полководческое чутье. Что же касается опасений К. Ф. Телегина по поводу долгого ожидания прорыва, то, думается, они были ничем не обоснованы. Ждать особо долго не пришлось бы. В. И. Чуйкову требовалось всего полсуток, чтобы подтянуть артиллерию, перестроить боевые порядки и уже с утра начать новое наступление. А после прорыва обороны танковые армии можно было вводить в «чистый прорыв». Но тогда вполне могло статься, что исторический парад на Красной площади принимал бы другой маршал, и именно его, а не Жукова называли бы маршалом Победы. Но это только предположение. Факты же таковы, что, хотя «командование фронта не считало возможным терять ни одного часа», оно, приняв решение о преждевременном вводе танковых армий, получило не сохранение темпа наступления, а грандиозный паралич дорожной сети, застряв на Зееловских высотах по меньшей мере на два дня. И разгрести мешанину из техники на дорогах не могли никакие грозные приказы, которые один за одним сыпались в войска. В этом плане любопытен спущенный вечером 18 апреля в штабы обеих танковых, а также 5 ударной, 8 гвардейской и 33 армий очередной строгий приказ за № 00566/оп, где командующий войсками фронта обвинял командармов в медлительности и требовал ускорить темп наступления. В п. 1 этого приказа Жуков пенял командармам: «Наступление на Берлин у вас развивается недопустимо медленно. Если так будет операция и дальше проходить, то наступление может захлебнуться». А в п. 4 требовал принять меры, которые по его мнению могли ускорить темп продвижения механизированных войск: «Все транспортные машины механизированных бригад, механизированных корпусов и тылов бригад и корпусов немедля убрать с дорог и отвести в укрытия. В дальнейшем мотопехоте продвигаться пешком». Даже страшно представить, какой же затор надо было устроить на дорогах, если мотопехоте было быстрее продвигаться пешком по лесам и болотам.
Ну, а далее товарищ Телегин, как и подобает кадровому политическому руководителю, все так же по-партийному честно выдал нечто совершенно изумительное по поводу того самого неприятного положения в «смысле людских потерь», которое так тревожило В. Д. Соколовского:
Примечательно, что, озвучив количество танков, которыми командование 1 Белорусского фронта с легкостью готово было пожертвовать, про людские потери главный политработник ГСОВГ даже не вспомнил. И действительно, чего живую силу считать, это же не танки. Люди — они люди и есть.
И, наконец, последнее.
Вину за недоработку вопроса прежде всего я должен взять на себя. Думаю, что если не публично, то в размышлениях наедине с самим собой ответственность за недостаточную готовность к взятию Зееловских высот в армейском масштабе возьмут на себя и соответствующие командующие армиями и командующий артиллерией фронта В. И. Казаков, которому следовало бы при планировании артиллерийского наступления предусмотреть трудности уничтожения обороны противника в этом районе.
Ну, понятное дело. Тут малость недооценили, там чутка недоработали. В общем, оплошали. Не то, чтобы очень, а так, слегонца. Поэтому не будем цепляться к мелочам. Тем более, что сам Георгий Константинович честно признался: ошибок не было. Потому что у маршала Победы их не может быть по определению.
Для увеличения щелкнуть по изображению.